Нефть Brent
$75.17
+1.25%
1
Sakhaday продолжает публикации дневника участника Великой Отечественной войны Петра Иванова.
Петр Осипович родом из Кыргыдая Вилюйского района, сражался минометчиком в составе 466-й и 131-й стрелковых гвардейских дивизий в самом пекле войны — обороне Ленинграда и за освобождение Прибалтики от фашистского ига. Он пробыл на войне долгих 828 дней.
На передней линии
Вернувшись в отделение, старшина доложил командиру: “Иванова оставили в качестве запасного бойца. Миномет знает стопроцентно”. Наутро командир заставил меня стрелять в цель, видимо, хотел узнать, насколько замухрышка, за которого все заступаются, подготовлен к работе. Я беспрекословно исполняю все его приказы. В конце концов начальство вынесло решение: “Все были бы так подготовлены в расчете”.
…Наступил 1944 год. Мы готовимся к крупному наступлению по освобождению Ленинграда. На передней линии, недалеко от небольшого пригорка (глубже от места, где вели предыдущие бои), установили огневую точку. Пока не видно большого скопления техники.
Вечером 14 января, возвращаясь с земляных работ, заметил множество выстроенных в ряд орудий. В ночь на 15 января мы заняли свои позиции на огневой точке. Всю ночь перед глазами мельтешил нескончаемый людской поток.
Когда рассвело, увидел “Катюши”, выстроенные друг за другом через каждые 200 — 300 метров. Подсунув термос, меня отправили за едой для всего расчета в 15-верстовое место. Знаю, что примерно с 10 часов утра начнется артиллерийская атака. Мне ли, бывалому бойцу, участвовавшему в двух-трех наступательных боях, не знать?! После того, как, запыхаясь, доставил завтрак, командир взвода слегка небрежно сказал: “Чаю”. Я не стал перечить, схватив ведро, опять побежал в сторону кухни. Выстояв длиннющую очередь, только было наполнил ведро, как начался бой — вокруг творилось что-то невообразимое.
Расплескивая чай, что есть силы бегу к своим. Впереди от взрыва вражеских снарядов кружится огненный вихрь. На бегу оглянулся назад — от наших артиллерийских канонад город залит багряным заревом. К безумному грохотанью взрывающихся мин, снарядов, свисту пуль присоединяется тяжелый гул самолетов.
Когда добежал до своих, расплескав добрую половину содержимого ведра, из расчета в живых застал всего несколько человек. “Наводчик, скорей!” — крикнули они, и я быстро встал к миномету. После команды: “Прицел, огонь!” пускаю в ход по 10 — 20 мин подряд. В пылу боя не заметил, как остались в живых только двое: я и Зверев. Бесследно исчезли и командир взвода, и командир расчета. Мы так и не поняли: погибли они или ранены.
С начала массированной атаки прошло около двух с половиной часов, но сопротивление врага не стихает. В разгар боя, как назло, запасы мин закончились. С места хранения боеприпасов еле дотащили четыре мины и, ориентируясь на команду: “Огонь!”, доносящуюся издалека, возобновили пальбу. Через некоторое время раздалась команда: “Изменить цель!”. Только начали было наводить миномет на нужную цель, как у края огневой точки с пронзительным свистом, на большой скорости врезался снаряд. За какие-то доли секунд меня задавило землей. Очнувшись, кое-как выбрался на свежий воздух и пригляделся, — о, к счастью, снаряд не взорвался, а то все полетели бы к чертовой бабушке. При обвале земли от ударной волны Зверев получил сильнейшую контузию и сломал ногу. Пострадало и наше орудие — отлетела ножка. Подозвав санитаров, попросил Зверева отвести в санчасть.
С хаскаровцами
Оставшись один, я, не мешкая, отправился в 1-й взвод. С командиром расчета Хаскаровым хорошо знаком. Он — опытный, сильный вояка — с 1942 года прошел огонь, воду и огненные трубы. Нравилось мне и то, что как много и аппетитно ест.
Оказывается, хаскаровцы установили миномет в небольшой пещере. Благодаря этой хитрости в огневую точку не попал ни один вражеский снаряд. Однако состав расчета не полон. Солдаты погибли или получили ранения при доставке мин. Поэтому я сразу приступил к работе.
Вскоре прозвучала команда: “Вперед!” Наспех разобранный миномет поставили на тележку и с трудом потащили по ухабистой дороге. При переходе через траншею не смогли удержать громоздкую махину. С нас сошло семь потов, пока вытаскивали тяжеленное орудие.
С большим трудом установив миномет на новом месте, открыли не менее беспощадный огонь по врагу, чем прежде. Немного погодя откуда-то доставили лошадей, и мы опять двинули вперед. Не успели обустроиться, как из-за сильной атаки немцев вынужденно отступили назад. Отойдя на 5 — 6 верст, залегли в небольшой яме и начали отстреливаться. Пехоту сызнова направили на передний край. Понемножку атака немцев утихла, теперь они стали пятиться.
Разведка боем
На вторую ночь наступательных боев по приказу командира батареи нескольких солдат, в том числе и меня, направили на установление телефонной связи. Командир тоже пошел с нами на задание.
Я протягиваю кабель, а монтер выполняет квалифицированную работу. Командир после установления каждой новой линии по телефону связывается с батареей и указывает места дислокации немцев.
От тяжелой ноши, а мотки кабеля — нешуточный груз, давно немытое тело обильно покрылось испариной. Размотав один из двух оставшихся мотков, сделал передышку.
Стоит кромешная темнота. Вдруг вспыхнула ракета. За короткий миг ее свечения успел заметить, как две фигуры в маскхалатах спрятались в воронке от взрыва бомбы, повернувшись в нашу сторону.
“Видал?!” — шепчет командир, лежа ничком. “Кажется, немцы, товарищ капитан”, — отвечаю едва слышно.
Немножко выждав, старшой мне и одному низкорослому парнишке-марийцу приказал разузнать: кто такие.
Согласно приказу я ползу по бугору, а напарник — снизу. Оставив позади около 50 метров, только хотел было залезть в воронку от снаряда, попавшуюся на пути, как локоть, не найдя опору, поскользнулась о мерзлую землю и содержимое вещмешка на спине — котелок и кружка предательски лязгнули.
В сей момент в мою сторону посыпался шквал автоматной очереди. Как можно ниже пригнувшись к земле, слышу, как пули пробили котелок.
“Хэндэ хох!” — послышалось на плохом немецком снизу. Теперь пули безжалостно посыпались на марийца. “Загубили парнишку!” — мелькнула мысль и я, рассвирепев, вскочил и метнул две гранаты друг за другом в сторону, где лежали немцы.
После взрывов кинулся к воронке и увидел двух немцев: одного ранило в ногу, другой распластался мертвым. Забрав у обоих документы, раненого добил, прострелив голову.
Побежал к мальчишке, а он, бедный, — мертвый. Дотащив убитого товарища до своих, документы фрицев отдал командиру.
Мерзко и страшно…
Вернувшись с задания узнал, что и товарищи не сидели сложа руки — взяли двух пленных. В это время атака немцев ужесточилась. Мы же противостоим натиску врага стоически. Под немыслимо тяжелый грохот взрывающихся снарядов, гул техники разносятся душераздирающие крики, вопли людей — земля в буквальном смысле слова гудит и дрожит.
У пленных от испуга глаза бегают, следят за каждым нашим движением. Когда напор врага слегка поубавился, командир приказывает мне: “Прикончи ножом одного из фрицев”. Я оторопел.
Разделаться со вторым приказал солдату, по возрасту намного младше меня. Тот, не канителясь, пырнул стоящего напротив беспомощного человека одним ударом в подмышку. Теперь настал мой черед. Я весь вспотел, лихорадочно трясусь… О, как мучительно страшно и мерзко лишать земной жизни кого бы то ни было, пусть даже врага! Это был первый случай уничтожения врага лицом к лицу.
Жестокий урок
18 января 1944 года. Хотя и медленными темпами, но все же продвигаемся вперед. Враг яростно борется за каждый кустик, бугорок. Отбросив несколько атак противника, заняли позицию недалеко от довольно-таки большой деревни Константиновка, чем-то напоминающей город. А до этого мы захватили небольшую деревушку, где случилась такая удручающая история.
Изможденный жаждой, я заскочил в первую попавшуюся избу. Едва переступив порог, наткнулся на деревянный бочонок, рядом висела кружка. Приблизившись к бочонку, почувствовал запах спиртного. Повернул кран… Надо же, вино! На радостях заполнил через край и только хотел было хлебнуть, как незнакомый командир, забежавший за мной следом, с криком: “Нельзя, может, отравлено!” одним ударом выбил кружку. Посудина с грохотом покатилась на пол.
“Что за дерзость! Да как ты смеешь!” — всколыхнулся я про себя. Слава богу, якутское хладнокровие не позволило эмоциям выплеснуться. Тут на пороге появился еще один незнакомец — парнишка с погонами старшины. “Ух ты, вино! А что вы не пьете? Не пропадать же такому добру!” — воскликнул он и, подобрав с пола кружку, начал наливать себе вино. На предупреждение командира ехидно усмехнулся: “Откуда в суматохе найдется время на такие пустяки?!”
Мы стоим в нерешительности. Старшина, несколькими глотками опустошив кружку, с удовольствием покряхтел: “Хоро…ош напиток!” и направился к двери. Не дойдя до порога, вдруг закатил глаза и рухнул замертво.
Мы автоматной очередью прострелили бочонок и поставили отметку: “Отравлено”. Вся эта история произошла за какие-то 3-4 минуты. Но она для меня, солдата, стала жестоким уроком.
