Нефть Brent
$75.17
+1.25%
2
В 2009 году был закрыт бийский вытрезвитель. С тех пор вопрос, куда пристроить пьяных граждан, по-прежнему открыт. О его решении говорим с Владимиром ЩЕБЕЛЕВЫМ, главным врачом Бийского наркологического диспансера, и Виктором КОЛМАКОВЫМ, заведующим наркологическим отделением.
– В МВД, Минздраве, Общественной палате регулярно обсуждают вопрос о возобновлении работы вытрезвителей. Соцопросы тоже показывают, что 80 % россиян выступают за вытрезвители. Как вы относитесь к этой идее?
Виктор Колмаков:
– Сегодня многими из тех, кто говорит о необходимости возрождения вытрезвителей, движет именно гуманизм, например, не дать пьяному замерзнуть. Но в советское время вытрезвители несли абсолютно иную функцию. Это, по сути, была система наказания. Побывал в вытрезвителе – на тебе клеймо «алкоголик». А в советское время после трех попаданий могли и в ЛТП направить. Беда еще в том, что человеческая память коротка. Две недели человек будет вспоминать, что попал в вытрезвитель, зарекаться, что больше не будет пить. Но проходит две недели, и это «вчера» превращается в «когда-то». Проблема кажется уже небольшой. Мое личное субъективное мнение – такие вытрезвители сегодня не актуальны. Если подобные учреждения нужны, это должны быть отделения именно социальной помощи.
Владимир Щебелев:
– Я изучал данные соцопросов. Там есть оговорка: респонденты хотят видеть вытрезвители в измененном виде, не как в советское время. Вообще, люди вспоминают о вытрезвителях, когда проблема рядом, когда пьют родственники, соседи. А особенно когда речь идет о так называемых «домашних боксерах», которые на почве алкогольного опьянения могут избить родных. Раньше как было? Вызвал милицию, сотрудники приехали, увезли, и проблема решена. Но закрытие вытрезвителей аргументировалось и тем, что необходимо избавить полицию от несвойственной ей работы.
– В итоге передали скорой помощи. Ей это тоже не очень-то свойственно…
Владимир Щебелев:
– Они стали заложники этой ситуации. Чаще всего такие «пациенты» в медицинской помощи не нуждаются, во всяком случае, в детоксикации. Им нужно просто выспаться. Таким образом, они нуждаются в социальной помощи, которую должны оказывать не медики. Но сегодня находящихся в состоянии опьянения доставляют в больницы. И что получается? Человек в таком состоянии может проявить агрессию, может напасть на медперсонал, на пациентов больницы. И вновь приходится вызывать милицию, которая их туда же и привезла. К тому же не забывайте, что скорая помощь также работает в системе обязательного медстрахования, и подобные вызовы не оплачиваются, что тоже вызывает негатив. А много у нас подвыпивших граждан с полисами ОМС на улице?
– Кстати, о тех, кто на улице лежит. Когда существовал Центр детоксикации в районе вокзала, которым руководил как раз Виктор Геннадьевич, многие «постояльцы» там были завсегдатаями?
Виктор Колмаков:
– Мы проводили анализ наших пациентов: процентов 50–60 – это те, кого нам привозили регулярно. Это были одни и те же лица, без определенного места жительства – наши завсегдатаи-постояльцы. Им было негде ночевать, и они сами порой стремились к нам попасть. Но были и другие случаи, когда привозили людей уже с обморожениями, травмами. Сколько там спасли жизней! Мы выполняли функцию «сортировочной площадки»: у нас работали врачи, фельдшеры, медсестры, санитары. Пациентов с тяжелыми последствиями мы направляли с профильные больницы, ведь травматизм среди наших постояльцев был очень высок – травмы головы, живота, отравление суррогатным алкоголем встречались часто. Но сейчас эта система разрушена, а ее восстановление обошлось бы слишком дорого.
– А есть такие расчеты?
Владимир Щебелев:
– Да, мы проводили. Только на восстановление Центра детоксикации потребовалось бы более 3 миллионов рублей при том, что помещение есть. Хотя в идеале он должен располагаться неподалеку от медицинского учреждения. Потом ежемесячные траты. Должен быть штат, обязательно врач, медсестра, санитары, охрана. Само вытрезвление подразумевает работу с человеком от трех часов до трех суток в зависимости от тяжести состояния. А за это время пациента нужно покормить – это тоже затраты. Еще траты на лекарственные средства. В итоге только ежемесячное содержание вытрезвителя обошлось бы Бийску в сумму около 2 миллионов при вместимости вытрезвителя на 30 человек. Не будем забывать и о другом моменте: нередко такие граждане жаловались, что их «подчищали». Поэтому нужно еще организовать понятых, которые бы подтвердили, что у гражданина с собой было в наличии. Иначе потом нам же могут предъявить иск чуть ли не на миллионы.
– И похоже, это не единственная правовая загвоздка.
Владимир Щебелев:
– Ограничения есть и у медиков, и у полиции. Например, сегодня полиция не может забрать пьяного, пока тот не совершил правонарушение. Единственное, что можно к нему применить, – за появление в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения задержать на три часа, а потом назначить штраф. Кстати, и врачам пьяного просто так передать нельзя. Сегодня закон обязывает сначала получить от пациента согласие на оказание медицинской помощи, согласие на обработку персональных данных. Последнее люди вообще не понимают – у них сразу возникает страх, что после передачи кому-то данные о себе на него тут же возьмут кредит. К тому же есть опасность, что это вновь превратится в «палочную» систему. Будет план, сколько пьяных нужно доставить. Ведь на что многие обижались? Брали и увозили на освидетельствование в вытрезвители людей, которые почти дошли до своего дома, а им потом с другого конца города снова добираться до дома.
– Так он и дома пить продолжит.
Владимир Щебелев:
– Есть такие, кто и по пятьдесят дней пьет, и по целому году. И родственники ничего с ними не могут сделать. А ведь сейчас еще идет много некачественного алкоголя. Ежегодно в Бийске от алкоголя умирает около двух десятков человек. Хотя примечательно, что в этом году ощутимо снизился тот же показатель по селам. Может быть, сказалось введение в 2017 году продажи алкоголя по единой автоматической системе. Ведь «паленка» и в магазинах была. Сейчас стало меньше «казашки», но головной боли от нее немало. Хотя уже говорят, что то, что на рынке называют «казашкой» – это уже даже продукция не из Казахстана, а местная, из-под Рубцовска. Мы уже знаем, если пациент пил «казашку» – ждем алкогольный делирий, то есть белую горячку. И в таком состоянии человек опасен и для себя, и для окружающих. Они регулярно бегают за чертиками, которые им мерещатся. Хорошо, если не догонит, потому что эти «чертики», как правило, их же жены, дети. И каждый десятый такой случай заканчивается смертью от отека головного мозга. Но надо отметить, подобных случаев становится меньше.
Виктор Колмаков:
– Мы все время с последствия боремся, вместо того чтобы усиливать профилактическую работу. Я за то, чтобы вместо вытрезвителей больше открывалось спортивных площадок, секций, устраивалось мероприятий, праздников. Нужно подрастающему поколению давать альтернативу – здоровый образ жизни. Иначе их будет воспитывать улица, где ребята и видят, как дяди-тети пьют. Уже в 12 лет многие такие парнишки об алкоголе знают побольше иных взрослых.
– Это уже работа на будущее поколение. А что делать с сегодняшним? Видим, человек в снегу лежит. Что делать?
Виктор Колмаков:
– Система уже отработана. Позвоните по 03, если уж сами подойти не решаетесь. Ведь откуда вы знаете, что человек пьяный, может, ему с сердцем плохо стало, или он поскользнулся и сотрясение мозга получил? А если человек буянит – надо звонить в полицию.
Владимир Щебелев:
– Вопрос актуален по всей стране, но его решения не предвидится, пока не будут разработаны соответствующие положения на федеральном уровне. Пока что имеющаяся правовая база связывает руки всем.
– Какие бы основные трудности возникли, если бы завтра была поставлена задача возродить вытрезвитель?
Виктор Колмаков:
– Вопросов встает много. Как вести юридическое сопровождение? Если человек попал в медвытрезвитель, он должен встать в наркодиспансер на учет. И за этим может последовать ряд ограничений. А если он впервые в жизни так выпил? А как расценить задержание человека на тот период, пока он будет обслуживаться в вытрезвителе? Наше сегодняшнее законодательство не позволяет подобного: все только на принципах добровольности. Но основной вопрос – кто будет осуществлять финансирование?
