Нефть Brent
$73.62
+1.07%
0
Протестные акции в России за последний месяц перешли в новое качество. Желающие заявить о несправедливости не выходят на незаконные митинги, а устраивают флэшмобы в соцсетях или одиночные пикеты. Например, незаконный митинг 27 июля в поддержку кандидатов в Мосгордуму собрал, по разным данным, от 7 до 20 тысяч человек. Для сравнения, в субботу, 21 сентября, к зданию администрации президента пришли порядка 30 москвичей. Они по очереди участвовали в пикете за освобождение актера Павла Устинова и других фигурантов «московского дела». В интервью «URA.RU» политолог, автор telegram-канала «Политджойстик» (44 тысячи подписчиков) Марат Баширов объяснил, как появился «тихий протест».
— Марат Фаатович, последние недели показали, что протест в России приобретает иную форму. Люди предпочитают отстаивать взгляды мирно, снизились протестные настроения. На ваш взгляд, в чем был ключевой момент этого изменения?
— Мы услышали от президента [Владимира] Путина, что есть законные требования, и их можно добиваться в том числе и через публичные акции, но надо делать это законно. Эти рекомендации указывают на то, что мы перешли из ситуации «хватать и сажать» в состояние социального диалога.
— То есть на протестной активности сказались действия администрации президента?
— Если мы воспринимаем влияние администрации президента в таком ключе, тогда да. Физически АП не может повлиять на сотни локальных историй.
— А каким тогда было это влияние?
— Оно больше методологическое.
В виде примера, когда президент сам выходит и четыре часа отвечает на вопросы избирателей. Это подталкивает и местные власти брать на вооружение эту методику: выйти наконец из кабинета и поговорить.
Это касается не только губернаторов и мэров, но и обычных чиновников (например, 15 сентября глава Бурятии Алексей Цыденов вышел поговорить с недовольными гражданами на акции протеста — прим. ред.). Я вижу влияние таким. А не так, что было, например, директивное указание снизить силовое давление на акции. Это невозможно — если акция незаконная, ее будут пресекать.
— Почему оппозиция ослабила свою активность? И может ли она перевернуть ситуацию в свою пользу?
— Я не вижу успехов оппозиции в попытках растиражировать какую-то идею протеста, потому что ее — идеи — не существует. Она может возникать только естественным образом. Как, например, когда запускалась пенсионная реформа: граждане видели, что в ней допускаются ошибки такого уровня, что самому Путину пришлось выйти и делать заявления.
— Чего ждать от протестных акций в дальнейшем? Будет новый виток или, наоборот, медленное затухание?
— Пока я не вижу новых инициатив от правительства, которое обычно рождает довольно сложные социальные сигналы. Не вижу очередных реформ или изменений, которые бы так сильно влияли на общество. Я вижу в компетенциях госчиновников, особенно прошедших «школу губернаторов», навык социальной инженерии — то есть понимание того, что они не просто государственные управленцы, выполняющие контрольные функции, но и люди с функцией поддержания социального диалога. Население должно понимать, почему власть принимает такие решения, сколько это стоит и кто ответственный.
Если ты не закрываешься и ведешь этот диалог постоянно, то люди все понимают, что какие-то проблемы быстро не решить. Это и есть та новация, которую требует администрация президента от региональных властей.
